Лингвист Максим Кронгауз — человек, взявшийся показать (и показавший), что речь нынешних русскоязычных может быть не только объектом критики, но и объектом пристального изучения. В программе «Портрет времени» учёный рассказал, почему язык сегодня стал индикатором, который показывает время, нравы и преобразования общества.

Научная карьера Максима Кронгауза отличается изрядной последовательностью — окончив филфак МГУ и получив диплом лингвиста, он с тех пор чуть ли не каждый год одну за другой берёт новые академические высоты. Кронгауз был среди основателей Института лингвистики РГГУ — одного из наиболее заметных центров изучения языков в постсоветской России. В последние годы занимается в основном изучением современного русского языка.

Год назад Кронгауз написал книгу «Русский язык на грани нервного срыва», в которой призывает не впадать в истерику по поводу состояния родного языка. Став частым гостем телевизионных шоу и радиопрограмм о современном положении и роли русского языка в мире, Максим Кронгауз сделал научный разговор о языке более популярным и простым. Сегодня среди прочего в сфере его интересов конфликтная лингвистика в интернете.

Второй большой профессиональный интерес Максима Кронгауза связан с тем, как ребёнок воспринимает разговорную речь взрослых. В качестве иллюстраций к этой теме специалист нередко проводит эксперименты. Но, если молодое поколение только вступает в жизнь и есть время всё им показать, рассказать и объяснить, то со взрослыми дело обстоит иначе.

Незнанием элементарного грешат не только необразованные и неграмотные. Меняется общество, и язык следующих поколение неизбежно становится лакмусовой бумажкой этих изменений. По мнению Максима Кронгауза, состояние языка действительно вызывает опасения, но – цитата – «главное – не впадать в истерику по этому поводу».

В ситуации, в которой оказалось русское общество, когда рухнули географические и культурные границы, изменения в языке стали восприниматься как вполне закономерные. Глобализация принесла с собой много нового. Заимствования проникли практически во все сферы – в политику, экономику, спорт. У языка появилось два пути развития – принять и заимствовать или активно сопротивляться. Русский выбрал первое.    

Одна из сфер, из которой язык уходит – наука, когда учёные перестают писать на родном языке, а основой публикаций становится английский. Мотивы понятны: об открытии должно узнать как можно больше коллег по всему миру.

Отличительная черта времени – всеобщая компьютеризация. Добралась она и до    лингвистики. Это и электронные переводчики, системы, которые помогают писать книги и стихи или электронные собеседник, который сегодня есть практически в каждом умном телефоне. 

Максим Кронгауз, следуя современным тенденциям и моде, тоже мог бы разрабатывать компьютеризированные языковые программы, но выбрал другое направление – социолингвистику, то есть то, как язык взаимодействует с внешними объектами – другими языками, культурой, властью и так далее. В последнее время специалист особенно тщательно изучает случаи, когда язык становится причиной конфликта.

Причиной разного рода конфликтов на просторах интернета становятся случаи, когда люди не готовы принимать лексику друг друга. Периодически к таким постам возникают двухминутки ненависти, которые, однако, затягиваются на часы и даже дни. Ещё одни большой пласт политических и идеологических конфликтов, когда сталкиваются аудитории разных взглядов.

Лингвистами замечено, что в любом языке мира преобладают слова с негативным оттенком, с положительным значением гораздо меньше. Отдельный пласт лексики – брань. Способов оскорбления собеседника великое множество, современное поколение добавляет свои и подходит к этому очень творчески. Так появились укропы, ватники, вышиваткини и другие оскорбления.   

Мат в русском языке: запрещать или разрешать? Единого мнения на этот счёт нет до сих пор. Не идёт речь о разговорном языке, но правомерно ли употребление бранных слов в литературе, кино, на телевидении? Маским Кронгауз уверен, что без государственного регулирования в этой области вернуть утраченные культурные принципы невозможно.

Найти грамотного человека, по признанию лингвиста, становится всё труднее. Речь не только о пунктуации и отсутствии знаков препинания в самых простых случаях. Длинное предложение всегда можно разбить на несколько коротких и так решить проблему. А вот с орфографией всё гораздо сложнее.

То ли потому что современный человек больше стал ценить время, то ли стал более ленивым, но сегодня в письменной коммуникации мы многое сокращаем. «Сейчас» становится «щаз», «привет» трансформируется в «прет», спасибо заменяется тремя буквами «спс». И вроде бы мы друг друга понимаем без проблем, но как относиться к этому явлению?

Сегодня получила развитие и ещё одна интересная тенденция – это стратегия неполного понимания. Другими словами, нормально, если в тексте встречается одно-два слова, которые мы не понимаем, а они ещё не появились. Академический язык за разговорным просто не успевает. 

Вечный спор среди лингвистов во всём мире ведётся вокруг избыточного заимствования. Нужны ли языку новые слова, если в нём уже есть термины, которые определяют то или иное понятие или явление? В большинстве случаев новое слово продиктовано необходимостью. Оно описывает то, что в языке ещё не получило имя.

Но бывает и так, что заимствование вытесняет прежний термин. Например, много новых слов вошло в язык, когда появилась потребность переосмыслить профессии. «Манекенщицу» заменила «модель», а «специалист по связям с общественностью» стал «пиарщиком». Но есть и примеры, когда в языке уживаются и родное слово, и заимствование, такие как «ого» и wow.

Какую бы комиссию из умных людей мы ни создали, она нас не спасёт. Язык формируется совершенно разными людьми – академиками, журналистами, гламурной публикой, профессионалами повседневностью, уверен гость программы «Портрет времени» Максим Кронгауз – учёный и лингвист.