Публичные интеллектуалы - архитекторы общественной мысли, нации, государства. Они сыграли немалую роль в истории Латвии, став нравственной опорой Атмоды в конце 80-х и начале 90-х годов, трудно переоценить их значение и в наши дни. Как справлялись с бременем совести нации заметные интеллектуальные деятели Латвии тогда и сегодня, кто они, по каким критериям определяются - об этом и многом другом в программе Латвийского радио 4 "Теория всего" рассказала доктор коммуникации, автор научной работы "Латвийские публичные интеллектуалы эпохи Перестройки и Атмоды: конструирование идентичности и публичные дискурсы" Ольга Процевская.

Как отметила ученый, вышеуказанное исследование стало первым научным трудом такого рода в историческом контексте Латвии. Работа потребовала около шести лет и уместилась почти в три сотни страниц.

"В силу специфики тематики, нет четкой научной методологии, которая бы давала критерии для исследования публичнных интеллектуалов. Но если говорить о критериях определения самих публичных интеллектуалов, то речь, в первую очередь, идет о наличии культурного или профессионального авторитета исследуемой личности. Для начала, человек должен иметь заметные профессиональные достижения - будь то врач, ученый, кинорежиссер, музыкант или поэт. Его успехи должны быть признаны обществом, в пользу его достижений должны говорить изданные работы, полученные награды или тому подобные признания. Во-вторых, он должен быть в определенной степени публичен, и именно поэтому я строго придерживаюсь обозначения "публичный интеллектуал". Он должен регулярно высказываться в публичной среде и быть цитируемым. При этом публичный интеллектуал несколько раз в год должен высказываться на темы, которые выходят за пределы его непосредственной профессии и сферы знаний. То есть, на общественно-политические вопросы", - пояснила исследователь.

Вспомогательным критерием публичного интеллектуала также является его политический статус.

"Если интеллектуал-профессионал идет в политику, то он часто вынужден занимать ту или иную позицию и высказываться по общественно-политическим вопросам. Этот критерий включен в методологию потому, что это обычная траектория, по которой интеллектуалы-профессионалы становятся публичными интеллектуалами. Важно, чтобы статус интеллектуала у него был уже до этого, а также имелась потребность публично высказываться на темы, которые находятся вне его компетенции", - указала Процевская.

Автор работы отметила, что главное внимание в исследовании было уделено именно латышскоязычным интеллектуалам.

"Я концентрировалась на латышскоязычной прессе, изучая 368 комментариев 43 публичных интеллектуалов. Статьи касались общественно-политических тем за пределами прямой компетенции авторов. И речь идет, преимущественно, о достаточно объемных текстах. Поскольку принципы изучения предусматривают двукратное или трехкратное прочтение материала, досконально мною была изучена только латышская часть публичных интеллектуалов. Поэтому самым естественным продолжением исследования было бы изучение публичных интеллектуалов, публиковавшихся на русском", - сказала ученый.

Процевская признала, что в ее научном труде есть определенные болевые точки, входящие в противоречие с общепринятыми историческими легендами и вызвавшие критику еще на рабочей стадии исследования.

"В течение нескольких лет до распада СССР в среде публичных интеллектуалов происходит интересная трансформация: от самоидентификации с советской интеллигенцией к роли просветителей и пробудителей народа. Эта роль уже больше схожа с интеллигенцией века 19-го. В начале Перестройки публичные интеллектуалы ориентировались на коммунистическую партию, в конце 88 года их ориентир сместился на Латвийский народный фронт, но по сути остался прежним. Народный фронт заменил коммунистическую партию, мало чем от нее отличаясь, поэтому модель отношений интеллектуалов с партией осталась такой же. И это довольно показательно", - считает ученый.

Подобные выводы уже нашли своих оппонентов.

"В ходе всего публичного общения по поводу работы, включая ее защиту, никто меня по головке не гладил, даже наоборот - пытались доказать, что я не права.

В этом заключается специфика социальных наук - они часто срывают занавес волшебности, идут вразрез с самоопределением людей. Они себя видят по-своему, а наука грубо, беспощадно этот налет стирает, как наждачной бумагой. И конечно, людям больно. Кажется, что все не так, ведь их субъективный опыт говорит о другом", - указала специалист.

Особенное внимание в исследовании уделено метафорам, которые заняли доминирующую роль в эпоху Атмоды.

"Один из аспектов речи, который я изучала — употребление метафор. Оно неизбежно, поскольку само мышление, и это доказано в когнитивных науках — метафорично, мы не можем мыслить не метафорами, иначе абстрактные термины нам не будут доступны. Мы их конвертируем в понимание через свой опыт. Метафоры также интересны тем, что они во многом неосознанны. Их употребление человек может контролировать, но лишь отчасти и не всегда. Поэтому изучение метафор — это возможность заглянуть в менее подконтрольное и, возможно, более искреннее выражение человеческих взглядов", — указала исследователь.  

Ключевым стало изучение так называемых дегуманизиционных метафор. Именно они, считает Процевская, являются наиболее опасными и до сих пор проявляются в расколотости латвийского общества.

"В конце 80-х публичные интеллектуалы начинают достаточно активно употреблять метафоры, связанные с определением "своих" и "чужих".

Самая популярная из метафор — определение Латвии как закрытого пространства, а именно — дома, который имеет свой микроклимат, хозяев и гостей. Микроклимат этого дома нарушен гостями, которые возомнили себя хозяевами.

Вторая самая популярный контрукция — миграция как потоп. Это популярная модель в консервативных кругах почти всех времен и народов — восприятие мигрантов как разрушительной стихии или даже насекомых. Это дегуманизирующие метафоры, которые, бывает, приводят к страшным последствиям. До какого-то истребления в данном случае не дошло, но метафорическая картина по высказываниям интеллектуалов складывается в идею, что у нас был свой дом, потом на него напали чужаки, все испортили, лишили нас покоя и отравили климат. И единственный способ восстановить это пространство и сделать его приятным для обитания — построить правила, при которых хозяин остается хозяином, а гость — гостем, зная свое место. При этом хозяин позволяет гостю жить, но лишь до тех пор, пока гость не начинает претендовать на равноправие или ставить под сомнение решения хозяина", — указала Процевская. Она, впрочем, подчеркнула, что среди латышскоязычных интеллектуалов тех лет были люди, которые считали иначе.

"Один из людей, имевших позицию отличную от большинства — [писатель и публицист] Виктор Авотиньш. Его мнение часто не совпадает с генеральной линией, но одной из задач исследования было наметить главные линии, особенно учитывая, что это первая работа в этой области. Необходимо было составить карту пространства и начать с больших "континентов", а потом уже прорисовывать "ручьи". На это уходят годы и даже десятилетия. Поэтому ученые мудреют и производят хорошие труды уже ближе к старости", — заметила исследователь.

Рассуждая о роли современных публичных интеллектуалов в Латвии, Процевская сказала, что они достаточно часто подыгрывают политикам и оставляют последних без должной критики.

"Чаще всего события, которые через некоторое время складываются в определенную картину мира, бывают невзаимосвязаны с друг с другом. Тем не менее, усилиями публичных интеллектуалов они могут стать концепциями в статусе аксиомы. Для примера можно привести норму, которая уже вписана в Преамбулу - Латвийское государство было восстановлено в 1991 году. Это одна из позиций, которая исходит не из интеллектуальной среды. Она исходит исключительно из политической среды, а интеллектуалы ее приняли и встали на ее сторону. Так позиция, которая появляетя в кулуарах, потом перенимается интеллектуалами. Это же касается и самой Преамбулы в принципе, если учитывать, что она, как говорят, была сочинена в гостинице Radi un Draugi в очень замкнутом политическом кругу. Потом уже к оправданию изложенных в ней позиций подключились широкие круги национальной интеллигенции. [...]

Теоретически, публичные интеллектуалы нужны для того, чтобы обеспечивать власти здоровую дозу критики. Чтобы она имела представление о разнообразии взглядов и сложности реальности, чтобы она не зазнавалась и чтобы можно было ее одергивать от таких преступлений, как несправедливость, ложь, ненависть и так далее", - указала ученый.

В целом, считает автор исследования, публичных интеллектуалов Латвии эпохи Атмоды и современности объединяет стремление к созиданию новой социальной реальности без серьезной оглядки на возможные негативные последствия.

"На практике у нас вышло так, что публичные интеллектуалы стали архитекторами новой власти. Они были в критических позициях по отношению к советской власти, но совершенно не применяли эту позицию к тому же Народному фронту, за редким исключением в виде нескольких человек, которых можно сосчитать на пальцах одной руки. Это уже упомянутый Виктор Авотиньш, Юрис Боярс и еще несколько человек. В основной же массе публичные интеллектуалы гораздо больше хотели строить новое, чем быть на страже того, чтобы это новое не ушло в какие-то нечеловеческие поведения. Это видно и сейчас, когда дискуссии по поводу Преамбулы показали - часть публичных интеллектуалов видят себя как строителями страны и стражами существующего строя, а не его критиками. Критиков пытаются исключить из дискуссии, критика кажется им опасной. Как мне кажется, эта неприязнь критики отчасти происходит из конца 80-начала 90-х годов", - заключила профессор.