В последнюю субботу зимы вышел последний эфир «Мастер класса» — авторской программы безвременно ушедшей Елены Лазарянц. В этом прощальном выпуске собраны фрагменты передач Елены, а также воспоминания ее близких друзей и коллег с Латвийского радио 4.

Андрей Хуторов: «Вот этой ночью я понял, что у меня не получается говорить про Лену в прошедшем времени... Я говорю о настоящем времени. Лена — здесь и сейчас, в нашей редакции, в нас, в наших привычках, которые она сюда привнесла. Потому что вспомните — сидишь, бывает, за столом, убитый сюжетом, или какими-то бытовыми проблемами, жизненными сложностями... Лена подходит — «Что, проблемы какие-то? Пошли чаю попьем. Давай-давай-давай, утонут в чае эти проблемы!». Или, ну, стоит вспомнить, как Леночка учила нас журналистскому мастерству: «Будь самим собой в студии. А когда идешь на интервью с магнитофоном, не бойся самому себе казаться дураком и задавать наивные, простые вопросы». И... я понял, что... а оно все осталось в настоящем времени! Лена здесь, рядом».

Валентина Артеменко: «Это был настоящий мастер-класс человеческих отношений. Так спрашивать, так интересоваться — даже проходя мимо! — что-то сказать... Мы все  — я уверенна в этом, что практически все мы в этом коллективе — мы в ней нуждались, вот в этих каждодневных мастер-классах. Просто пообщаться, слово сказать... Это... как кусок оторвали, в результате. Она каждому была нужна. Мы иной раз конкурировали, чтоб пойти с ней выпить чашку кофе, наедине побыть, о чем-то потолковать... [...] Это невосполнимая потеря. Это неотъемлемая, неотделимая часть Латвийского радио 4».

Илона Мадесова: «Я думаю, что Лена — тот человек, который научила нас, в первую очередь, делиться. Когда редакция только создавалась, именно Лена была тем человеком, который завела традицию чаепития. Именно она принесла на радио чайник, кружки, чай, сахар, плюшки и сказала: «Ребята, идите пить чай». И тогда как-то все остальные стали подтягиваться и со временем пополнять какие-то запасы. И... с другой стороны, Лена научила говорить о самом главном. Она приходила и рассказывала о себе, и это подкупало. Это нас, холодных балтийских интровертов, постепенно выводило в какие-то мирные воды и мы понимали, что это такая роскошь и такое удовольствие — когда ты можешь говорить о том, что для тебя действительно важно с человеком, который тебя понимает. И потом, очень многие ведь живут в режиме «ты мне — я тебе»; Лена жила в режиме «я тебе — все и прямо сейчас, и вообще в любое время. И точка, и ничего мне от тебя больше не надо!». И вот эта фраза: «А давай я тебе сделаю чай? У меня нет сахара, но, знаешь, я конфеты из дома принесла», — вот это типичная Ленина фраза, которая была и проявлением заботы, которая создавала безопасную, комфортную зону, в которую можно было выйти, и это означало, что вот... «Останься! Здесь — хорошо». Рядом с Леной всегда было хорошо».

Анна Строй: «Мы с Леной работали над этой программой [«День за днем»], которую мы видели, скорее, такой бытовой, практически ориентированной, рассказывающей о качестве жизни, но как-то так получилось, что этот базис все-таки не закрывал человеческие чувства, убеждения... Лена совершенно не была человеком, который бы декларировал какие-то свои взгляды — все было почти что бессловесно, тонко, но... ее волновало то, что происходит в мире. Одна из самых ярких передач, которая осталась у меня в памяти — ее рождественское интервью лютеранского пастыря и раввина. Когда я стала переслушивать это сейчас, я нигде не нашла каких-то Лениных заявлений, она не излагала своих взглядов напрямую; она была очень деликатным человеком. Но потому, как она говорит, с какой интонацией, с каким терпением — это было поразительно. [...] Иногда я говорила: «Ты же записываешь с ним целый час, ты возьмешь оттуда от силы 15 минут!», а она отвечала — «Может, эти 15 минут будут в конце разговора». Все ее разговоры получались главными, важными... Я уже не помню, кому принадлежала идея начать цикл, который мы назвали потом «Голоса Украины». Нам хотелось записать людей живущих на Украине, о том, что происходит сегодня в этой стране. Через фейсбук, социальные сети я находила ей каких-то героев, мы записывали их по телефону... Удивительные черные глаза Лены, которые буквально глядели в душу каждому собеседнику, они не могли видеть на расстоянии, но этот контакт был удивительным. Те записи, которые она делала по телефону, оставляли эффект живого разговора. Мы сделали несколько таких записей с крымчанами, с добровольцами, с доктором, который лечил раненных солдат, и потихонечку как-то этот украинский вектор переместился и на Латвию. И вот под Новый год в Ригу приехали дети, дети войны, которым помогали наши, латвийские семьи. Леночка взяла интервью. По тому, как она разговаривает с этой девочкой, можно понять, что она чувствует и как она чувствует».

Наталья Щеглова: «Наверное, самое главное, чему меня Лена научила — это любить и прощать. По тому, как она любила своих друзей и близких, как она умела прощать... Наверное, если бы я в своей жизни не видела, что вот эти недостатки можно просто прощать, даже не говорить о них; если бы я не увидела этого у Лены в ее семье, я бы, наверное, и не знала, что можно так... Она научила меня любить детей и своих, и чужих; чужих-то не было! Наверное, именно поэтому только ей удалось только ей сделать эту передачу с детьми-инвалидами, которую я помню до сих пор. Лена всех нас научила любить нас такими, какие мы сесть, со всеми нашими недостатками, прощать эти недостатки, даже не обращая на это внимания».

Галина Грейдане: «В Лене была какая-то... надежность. Она бы не дала никому пропасть даже на необитаемом острове. Она все время приносила в редакцию мешок сухариков, она их готовила в духовке из остатков черного и белого хлеба. А мы ведь работаем допоздна. И какими же вкусными казались эти сухарики».

Оксана Донич: «Две вещи, с которыми у меня ассоциируется Лена — это спокойствие и внимательность. Она была очень чутким коллегой, и всегда находила слова для каждого из нас, она очень любила общаться — другое дело, что у нас не всегда было для этого время на работе. И... такое ощущение, что она никогда не волновалась. Даже когда программа на следующей день — рано утром, а гостей вечером еще нет, темы как-то не складываются — все как-то разрешалось само собой. И Лена даже помогала своим коллегам, которые, скажем так, трепетали перед эфиром. А еще я узнала, что она довольно поздно, в зрелом возрасте получила водительские права. Мне до сих пор хочется последовать ее примеру, и наверное, я так и сделаю».  

Константин Казаков: «Лена была человеком, с которым можно было поговорить на любую тему и услышать ее мнение по самым разнообразным вопросам. Например, она однажды живо интересовалась вопросами бега, к которому я имею отношение, и даже ей давал небольшое интервью про то, как бегаю; сама могла научить как готовить; буквально недавно мы говорили про машины — казалось бы, я мужчина, она женщина, но какие-то мне вещи рассказала, о которых я совершенно не знал. Это... очень большая утрата».

Наталья Мещерякова: «Во-первых, она лично меня научила, наверное, такой легкости отношения к жизни — не к работе, да — к жизни, и я в это вкладываю какую-то жизнерадостность. То есть, у нее глаза всегда светились - это я думаю, замечали все, — и, ну как-то вот это чувствовалось в разговоре, в такой открытости, в доброжелательности, всегда. Она в любой момент была готова помочь, вот она — здесь, сейчас и готова помогать. Я уверена, что энергия никуда не девается — она осталась, просто трансформация произошла. [...] Еще один момент — их отношения с Лёшей. Они были наполнены такой любовью, нежностью... Те моменты, которые могли бы раздражать — там, например, что-то Лёша не успевает, или задерживается где-то — она к ним относилась спокойно: «Пятин минут? Хорошо. Еще часик? Да, без проблем». И вот то, что не было никакой этой раздражительности, для меня было очень ценно».